О Братстве

монс. Бернар Тиссье де Малере. "Маpсель Лефевр"

ГЛАВА I. СЕМЕЙНОЕ СВЯТИЛИЩЕ
Истоки. Шерстяная нить поколений

Кажется, что всегда и во все времена, и, во всяком случае, во все, о которых нам что-либо известно, семья Лефевров жила в Туркуане. Когда 13 октября 1644 г. промышленник Анри Лефевр женился на Изабель Дезрюмо, Туркуан насчитывал около 15 тысяч жителей и был процветающим городом, занимавшимся исключительно производством шерсти. Соседний Лилль был огромным рынком текстиля, а Рубэ – лишь маленьким городком.

Валлонская Фландрия, простирающаяся от реки Лиса до Дуэ, составляла южную часть Испанских Нидерландов до 1668 г., когда судьба, олицетворением которой стала армия Людовика XIV, перенесла Лилль и его окрестности во Францию. После войны за Испанское Наследство 1701–1713 гг. Утрехтский мирный договор определил границу, существующую по сей день, и поэтому Жак-Антуан Лефевр, сын Пьера-Алара Лефевра был самым настоящим французом, когда 5 октября 1738 г. в Уаскеаль он женился на Катрин Дюмортье.

У их сына Жана-Батиста родятся двое сыновей. Луи станет предком кардинала Жозефа Лефевра, архиепископа Буржского. Жак в 1799 г. женится в Туркуане на дочери торговца тканями.
Туркуанский промышленник Жак Лефевр закупал овечье руно-сырец, и после стрижки шерсть поступала на его собственный склад. После чесания, обезжиривания и сушки, волокно отправлялось на прялку. Чесание и прядение происходило на дому у работников; оттуда хозяин забирал шерсть для продажи в Лилле или для отправки в другие места.

Туркуан, когда-то тонувший в зелени, резко изменился с появлением ткацких производств, использовавших силу угля и пара: город, как и его соседи Рубэ и Лилль, ощетинился трубами заводов и погрузился во мглу и дым.

Сын торговца шерстью Шарля (или Карлоса) Лефевра, Эжен Лефевр, владел прядильней в Туркуане. В 1878 г. в Ломме он женился на Мари Тери, дочери потомка лилльских нотариусов Анри-Теодора Тери и Гортензии Ван Руллен. Гортензия и её дочь Мари возглавляли францисканский Орден терциариев, каждая в своём городе. Старшая посвятила себя служению в Лилле, а младшая – в Туркуане, где все называли её "добрая госпожа Лефевр".

Эжен Лефевр был очень предприимчивым и трудолюбивым человеком и поддерживал добрые отношения со своими рабочими. Прядильная фирма Вермерш-Лефевр процветала под его руководством. Не очень прилежный в делах духовных, он, в то же время, был человеком слова. Перед своей святой кончиной, наступившей 8 октября 1917 г., его жена взяла с него обещание читать Св. Розарий каждый день. Обещанного не воротишь – каждый вечер Эжен молился на чётках вместе со своей кухаркой Аделаидой. Он умер 8 февраля 1926 г. У него было двое детей: Рене (родился 23 февраля 1879 года) и Маргарита, жена бизнесмена-промышленника из Рубэ Альфонса Лемера.

Рене Лефевр, будущий отец монсеньёра Марселя Лефевра, получил строгое воспитание в школе-пансионе иезуитов в Булонь-сюр-Мер. Его отец сделал всё возможное, чтобы сделать сына образованным промышленником индустриальной эпохи. Рене прекрасно говорил по-английски и по-немецки и специально ездил в Германию для изучения техники. Но, как это часто бывает с единственными сыновьями, он обладал ранимой и чувствительной натурой, был немного застенчивым, очень благочестивым и всей душой стремился к покою и уединению. Он мечтал о монашеской жизни, особенно привлекал его Орден бенедиктинцев. Рене уже подумывал о принесении монашеских обетов, когда познакомился с Габриель Ватин, молодой девушкой из Рубе.

Габриель Лефевр-Ватин
Семья Ватин служит прекрасным примером промышленного успеха аристократической семьи с севера Франции. Промышленник из Рубе Луи Ватин (1814–1883 гг.), сын Филиппа Ватин-Мёриса, женился на туркуанке Элиз Ваттине, внучке Пьера Ваттине-Деваврена (1749–1812 гг.), архитектора и мэра Туркуана (1800 г.). Их второй сын, Луи Ватин-младший (1848–1919 гг.), промышленник и вице-президент сберегательной кассы, был надёжной опорой и верным спутником своей жены Габриель Лортиуа. Они поженились в Туркуане 27 июня 1874 г.

Семью Лортиуа отличали две черты: созидательный оптимизм и воинствующая католическая вера. Эту семью по праву можно назвать многочисленной, потому что к 1940 г. в пяти частях света насчитывалось тысяча двести потомков Луи Лортиуа-Дюкенуа (1764–1810 гг.), и среди них шестьдесят священников, монахов и монахинь. Из этого благословенного Богом рода произошла Габриель Лортиуа. Она родилась в 1855 г., предпоследней из тринадцати детей Флориса Лортиуа, туркуанского камвольщика, и Мари Ван Доорен, которая была на двадцать лет моложе своего мужа.

Две сестры Габриель стали монахинями. Сама она не получила призвания небес, и утешалась тем, что тринадцать её внуков посвятили свои жизни Господу. Она возглавляла францисканских терциариев в Рубэ, но этого ей было слишком мало. Быстро и энергично она обходила весь город и предлагала свою помощь и свой труд многочисленным монастырям.

Из деятельного и плодовитого семейства Луи Ватина и Габриель Лортиуа произошла на свет избранная душа – мать монсеньора Лефевра Габриель Ватин.

Верно, что "душа священника формируется на коленях его матери", и знакомство с Габриель Ватин расскажет нам многое о душе М. Лефевра.

Габриель Ватин родилась в Рубэ 4 июля 1880 г.; она была четвёртой из семерых детей. Ещё маленькой школьницей она стремилась к тому искреннему, не показному благочестию, когда дела и молитва составляют одно целое, и привлекала к тому же своих подру г. Её можно было описать, буквально, в двух словах: ребёнок долга.

Семейная жизнь была проникнута верой, молитвой, духом жертвенности и ревностным стремлением облегчать страдания и беды ближних. Габриель Ватин, такая же энергичная, как и её мать, стала достойным членом своей семьи. Вместе с матерью он посещала семьи рабочих-ткачей и неимущих из Союза Св. Винсента де Поля. Какой бесценный жизненный опыт – видеть собственными глазами изувеченные тела прокаженных и бледные лица детей, больных анемией!

В возрасте шестнадцати лет Габриель отправилась в пансионат монахинь-бернардинок в Лилле, где была монахиней её тетя, Мария-Клотильда, в миру Клара Лортиуа. Там она показала себя "спокойной, жизнерадостной, привлекательной, скромной и деликатной". Её личность проявилась в разных беседах и спорах об идеях, которые она неизменно вела с живостью и без малейшего желания уступать по собственной слабости.

По окончании учёбы Габриель Ватин пребывала в раздумьях о своём будущем. Стать монахиней? После размышлений, молитв и советов с духовником, монсеньором Фишо, она приняла решение выйти замуж.

Семья. Свадьба, свадебное путешествие и обустройство
На чём был основан выбор молодой девушки и её родителей? На севере жизнь и деятельность промышленников зависела от личных отношений и семейных союзов, и можно сказать, что интересы здесь "командовали" отношениями, так что одних чувств бывало недостаточно. Повседневная жизнь хозяев-текстильщиков соткана из двух нитей – бизнеса и семьи.

Не менее важными для семьи Ватин были нравственность и набожность жениха. Викарий церкви Пресвятой Девы в Туркуане заверил семью невесты в высокой нравственности Рене Лефевра и сам познакомил её с молодым человеком. Он был на полтора года старше Габриель, стройный и высокий, темноволосый, с зеленоватыми, очень добрыми глазами, прямым носом и изящными усами. Рене Лефевр сразу понравился чете Ватин и, конечно, Габриель.

Рене Лефевр и Габриель Ватин вступили в брак 16 апреля 1902 г. в церкви Святого Мартина в Рубэ; их венчал декан, о. Берто.

Первым пунктом свадебного путешествия молодых супругов стал Лурд, а точнее, грот Пресвятой Девы, ведь Рене был госпитальером с 1897 г. Затем Лефевры побывали в Риме, где удостоились благословения Папы Льва XIII.

По возвращении в Туркуан молодая семья поселилась в скромном доме на улице Леверье, тихой, с неброскими фасадами из красного кирпича и безукоризненно ровной чередой окон; северный край выбрал такой урбанизм – рациональный и упорядоченный.

Семейное святилище
Первенец молодых Лефевров родился 22 января 1903 года и был назван Рене, в честь своего отца. Затем, в 1904 году, родилась Жанна. Марсель появился в семье в среду 29 ноября 1905 года, однако очень поздно, чтобы крестить его в тот же день. Это было сделано на следующий день, в праздник Святого апостола Андрея, почитателя Креста Спасителя. В церковь Пресвятой Девы младенца принесли его дядя Луи Ватин-Дютуа и тётя Маргарита Лемер-Лефевр. Над крещальной купелью было произнесено полное имя ребёнка: Марсель-Франсуа-Мари-Жозеф: Мари и Жозеф – как у всех жителей Севера; Франсуа, разумеется, потому, что жить и расти ему предстояло среди терциариев серафического ордена; а Марсель – в честь Папы св. Марселя, который безвинно пострадал в Риме; на госпожу Лефевр произвел сильное впечатление хлев, служивший тюрьмой для исповедника.

Мама никогда не откладывала момент крещения до того, как сможет встать. Семья шла в церковь без неё, и лишь по возвращении она позволяла себе обнять своего младенца, возрождённого для небесной жизни и облачённого освящающей благодатью. Обнимая Марселя, положенного ей на руки служанкой Луизой, она произнесла: "Он сыграет большую роль в Риме, рядом со Святейшим Отцом". Такие проблески интуиции для неё были обычными.

Убеждённые в том, что будущее их католической родины зависит от плодовитости христианских браков, супруги Лефевр-Ватин желали окружить себя красивым ожерельем из детей. И вот, следующей, в 1907 году, рождается Бернадетта, которой мать предсказала, что она "будет символом противоречия", что и произошло, когда будущая сестра Мари-Габриель основала, вместе со своим братом, конгрегацию Сестёр Братства Св. Пия X. Затем Кристиань завершила в 1908 г. череду "пятерых старших"; ей мама предначертала призвание кармелитки, и она, действительно, ею стала, и не только: именно она возродила традиционный монастырь сестёр-кармелиток. Наконец в доме появились Жозеф в 1914, Мишель в 1920 и Мари-Тереза в 1925.

Мать семейства была глубоко набожной и неустанной служительницей. Эти две составляющие её нравственности унаследует и маленький Марсель. У Габриель был диплом медсестры, выданный Красным Крестом, и она посвящала полтора дня в неделю на лечение больных, и при этом брала на себя обязанности, которых другие пытались избежать. Её муж и она сама были членами Союза Святого Винсента де Поля, но их главным служением оставался Орден францисканцев-терциариев: вдохновлённое госпожой Лефевр, ставшей президентом Туркуанского монастырского совета, братство сестёр-терциарок насчитывало около восьмисот членов, имело наставниц-послушниц, которых выбирала президент, и проводило духовные упражнения.

Под духовным руководством о. Юре её душа достигла безраздельного союза с Иисусом Христом; она молится сердцем и занимается духовным чтением (lectio divina), с мужеством и великодушием предаётся умерщвлениям плоти и отрешённости. В 1917 г. она принесла возобновляемый от исповеди к исповеди обет совершенства. Она живёт верой, соотнося все события своей жизни с Богом и с Его волей. Из всех состояний души наиболее частым для неё было благодарение Божественного Провидения.

Помимо всего прочего, она была также прекрасной воспитательницей. Её муж был для детей недостижимым идеалом, а выполнения своих требований он добивался с чрезмерной суровостью. Она, напротив, была очень уравновешенной; послушания она достигала доверием, которое не подавляет детской естественности, но словом и примером поощряет великодушие.

Домашный очаг Лефевров имел своеобразный устав. В 6.15 утра отец вместе с Луизой отправлялись на Мессу, чтобы прислуживать монс. Декану. Мама будила детей и осеняла каждого крестным знамением, помогая им прочитать утреннюю молитву и посвятить день Господу. Затем мама шла на семичасовую Мессу с младшими детьми, которые уже умели ходить. Старшие должны были ходить на школьную Мессу в пансионе.

Каждый вечер, завершался общей молитвой, с непременным испытанием совести и очищением сердец Божьим милосердием. Дети никогда не ложились спать без родительского благословения.
"В мае",– рассказывает Кристиань,– "мы решили совершать паломничества в Ла Марльер, в самой дальней части Туркуана, возле бельгийской границы. Мы условились совершить девять таких паломничеств в течение месяца. Для этого надо было вставать в 5 часов; мы добирались пешком (и на голодный желудок) сорок пять минут, чтобы прислуживать на шестичасовой Мессе и вовремя вернуться в школу".

Первое причастие
В январе 1908 г. семья закончила обустройство в более просторном доме по улице Националь, 131 (позже – 151). Двое старших детей пошли в школу: Рене в колледж Святейшего Сердца, Жанна – школу Непорочного Зачатия.

Школа, где училась Жанна, располагалась на площади Нотр-Дам, 7, в доме, построенном Конгрегацией дев Священного Союза. В 1905 г. на смену им пришли сестры-урсулинки. Школа принимала в старшие классы также и мальчиков. Среди них был Марсель Лефевр: на фотографии 1911 г. видна группа детей, сидящих на траве перед статуей Непорочной; юный Марсель узнаваем по спадающей на лоб чёлке и внимательному, серьёзному взгляду.

Он приступил к Первому Причастию в конвенте Непорочного Зачатия 25 декабря 1911 г.; этому предшествовали подготовительные духовные упражнения и исповедь; возможно, это была первая исповедь в жизни малыша. Ему было только шесть лет, однако ему уже не требовалось специального разрешения на принятие первого причастия в столь юном возрасте: декрет св. Папы Пия X, появившийся годом ранее, был добросовестно применён о. Варрассом. А вот в других местах Франции, нововведение святого Папы встречало сопротивление, так что св. Пий X сказал однажды Монс. Шенелону, епископу Валянса: "Во Франции сурово критикуют раннее причастие, разрешённое Нашим декретом. Так вот! Мы говорим, что среди детей будут святые, и вы это увидите". И увидели.

Во время ночной Мессы, которую о. Варрасс служил в 7 часов утра, Марсель в первый раз прикоснулся к Господу под покровом Евхаристического Хлеба. Он оказался самым маленьким из пятнадцати первопричастников. Придя домой, он схватил своё самое красивое перо и с помощью брата Рене принялся писать письмо... Папе Пию X, чтобы поблагодарить его за возможность, предоставленную известным декретом, приступить к причастию в возрасте шести лет.

С тех пор он мог причащаться каждый день. Его светлая душа приближалась к Богу с необычайной простотой. По словам его сестры Кристиань, "он, сам того не замечая, излучает Бога, мир, чувство долга". Но ребёнок не остаётся в стороне событий, которые затрагивают его семью. Предприятие отца и наступающая война вносили тревогу в юное сердце.

Хозяин-христианин с севера. Предприятие
Марселя Лефевра отличала страстная любовь к труду, присущая всем северянам. Здесь все работают, скажут они вам, и работа заправляет всем. В пять-тридцать утра слышится скрежет просыпающихся заводов. К шести приходят рабочие, чтобы трудится "до звонка", и так шесть дней из семи. Монотонная жизнь течёт в крае, где серое небо располагает скорее к труду, чем к безделью. Люди любят работать, и страдают, когда не могут ходить на работу; такова их жизнь.

С давних пор хозяева со своими семьями жили и работали в одном месте, как, например, Флорис Лортиуа (1793–1872). Жилой дом часто пристраивался прямо к заводу. Много было хозяев, которые приходили на работу раньше своих рабочих, в середине дня проводили короткий перерыв с жёнами, а затем шли работать дальше, до девяти-десяти часов вечера.

Рене Лефевр, прошедший эту суровую школу вместе со своим отцом, любил свою работу, и тем не менее хотел каждый день посвящать её Господу ранней Мессой и причастием. Потом он выпивал большую чашку чёрного кофе и за десять минут преодолевал пешком расстояние от своего дома 18 по ул. дю Бюс (позже д.10) до семейной прядильни. Он обессмертил давнюю семейную шерстяную традицию, поставив на рынок бестселлер: шерстяную пряжу в мотках под маркой "Сфинкс".

Справедливость и социальные дела милосердия: корпорации
Рене Лефевр был добр и доброжелателен к своим рабочим, но жёсткие экономические требования касались и его, и он не мог отказаться от своих объязанностей.

Господствовавший в XIX в. экономический либерализм придерживался неверного взгляда на справедливую заработную плату: она рассчитывалась просто как определённая часть отпускной цены. Чтобы как-то покрыть недостаток жалования, хозяева-северяне широко практиковали благотворительность: всё, что они считали превышающим долг справедливости, они дарили рабочим добровольно, из любви. Против такого компромисса выступала школа социальных наук Рене де Ля Тура дю Пен: она утверждала, что по-настоящему справедливое жалование должно рассчитываться из нужд рабочего и его семьи. Вышедшая 15 мая 1891 г. энциклика Папы Льва XIII Rerum Novarum подтвердила правоту последнего.

Хозяева не ограничились одними лишь делами милосердия – обустройством бесплатных жилищ, касс взаимопомощи и т.п. Они сформировали подлинную систему социальной справедливости, например, учредили сберегательные кассы и, самое главное, совместные органы управления. По инициативе Камиля Ферон-Вро (Лилль) и о. Фишо (Туркуан) тридцать шесть владельцев предприятий основали в 1884 г. Католическую Ассоциацию Промышленников Севера (КАПС). Эта ассоциация учредила ряд корпораций и смешанных синдикатов, в которые вошли хозяева и рабочие, сгруппированные по предприятиям и по профессиям, но не по классовому принципу.

Почти за пятьдесят лет промышленники севера предвосхитили два главных принципа, положенных Папой Пием XI в энциклику Quadragesimo anno (1931): социальная справедливость никогда не сможет стать настолько совершенной, чтобы обойтись без милосердия. Справедливость способна уничтожить несправедливость и только; она не способна породить то единство сердец, на которое способно лишь милосердие.

Кроме корпораций, КАПС основала в 1888 г. заводские братства Пресвятой Девы, объединявшие четырёх тысяч приверженцев и основывавшиеся на принципе апостольства рабочих среди самих рабочих. Хозяин предприятия сам назначал старшего братства из числа лучших работников. Братство собиралось для религиозных обрядов и проводило публичные крестные ходы. Благодаря этому установился социальный христианский порядок.

Рене Лефевр, строгий приверженец порядка и иерархии, был горячим сторонником системы корпораций, потому что они по своей природе контрреволюционны; они не приемлют межклассовую борьбу и утверждают любовь, объединяющую общественные классы.

ГЛАВА II. ПРИЗВАНИЕ
Испытания Великой Войны

Начало Первой мировой или, как её называют во Франции, Великой, войны стало большим испытанием для маленького Марселя Лефевра. Он точно описал картину пережитого: "На следующий же день все мужчины были мобилизованы, и только женщины с детьми остались в доме. В школе остались только пожилые и больные учителя. Из приходов уезжали викарные священники, и если раньше было пять или шесть священников на приход, то теперь оставались один – два".

Очень скоро начались бои. Новости с фронта и свидетельства многочисленных раненых говорили о большом количестве убитых и пленных.

Рене и Габриель Лефевр, патриоты и бойцы
Рене Лефевр не подлежал мобилизации как отец шестерых детей, но он предложил свою помощь Туркуанскому Обществу помощи раненым в боях. На своём автомобиле он объезжал поля сражений в поисках раненых французов, минуя немецкие блокпосты. Очень скоро, 2 сентября 1914 года, враги оккупировали Лилль, а к октябрю полностью оккупировали город и окрестности. Вступлению баварских частей в Лилль 13 октября предшествовала интенсивная бомбардировка. Из Туркуана Марсель Лефевр видел огни пожарищ, а на следующий день стал свидетелем вступления в город гусар и уланов.

После оккупации Туркуана Рене лечил раненых французов и использовал все возможности, чтобы помочь бежать пленным англичанам. С января 1915 года он почувствовал, что за ним следят. Тогда он тщательно запрятал свои запасы шерсти и отправился в Голландию с документами служащего бельгийской службы безопасности. Затем он перебрался в Англию, где ему удалось убедить бельгийские спецслужбы считать его своим резидентом. Вернувшись во Францию, он стал сотрудником службы радиационной безопасности, а затем – управляющим госпиталем № 60 в Париже.

Госпоже Лефевр пришлось одной заниматься домом, детьми и заводом. Сила её характера не раз изумляла маленького Марселя. Население находилось на грани голода; Марсель хорошо помнил "народный суп", который он ел вместе со всеми в здании мэрии, американских кур, поступавших уже с "душком" и чёрный хлеб с клейкой мякотью под коркой.

В 1915 году немцы провели конфискацию промышленных фондов; скрытые запасы отыскивались и изымались; заводское оборудование демонтировалось для вывоза или уничтожалось, чтобы надолго лишить возможности трудиться неугодных экономических конкурентов. После всего этого, они потребовали финансовой помощи для военных нужд Рейха. Хозяева предприятий ответили: "Non possumus". В тот же день все они были арестованы, а вскоре 131 житель Рубэ был отправлен в лагерь Гюстов в Меклембурге; в их числе был Феликс Ватин, брат госпожи Лефевр.

Доблестная христианка и деятельная патриотка противопоставила этому свою деятельность: оно удвоила жертвенный труд среди больных, заразившись при этом чесоткой. Монахиня, лечившая её примочками пырея, с восхищением воскликнула детям: "Ваша мама – святая!".

Она не испытывала отвращения к раненым немцам, которых лечила в отделении неотложной помощи. В её доме поселились немецкие сестры милосердия и заняли весь первый этаж, поэтому, когда понадобилось место для проходящих войск, ей ничего не оставалось, как поселить солдат в пустых комнатах третьего этажа. Чаша переполнилась: несколько дней она провела в заключении в подвальных помещениях мэрии Туркуана.

Тяжёлые испытания. Призвание Рене
Фронт проходил совсем близко, в Бельгии, по берегам Ипра, рядом с печально известной Мон-Кемель. Марсель Лефевр всегда вспоминал вечера и ночи, когда горизонт то и дело озарялся вспышками от разрывов снарядов: всё небо было огненным, и слышались продолжительные раскаты канонады. А наутро вереницы машин с новыми ранеными немцами прибывали в импровизированный госпиталь, устроенный прямо перед их домом.

В Страстную Пятницу 1916 года немцы объявили мобилизацию всех здоровых девушек старше 17 лет для работы на складах боеприпасов. Всем было приказано быть готовыми и стоять на тротуарах. Из-за оконных занавесок маленькие Лефевры наблюдали за всем происходящим. Беспрерывные тревоги и жестокие зрелища запечатлелись в их душах на всю жизнь.

"Это изменило нас",– говорил позже монсеньор Лефевр. "Даже если тебе девять, десять, одиннадцать лет, невозможно оставаться безучастным к происходящему... Война поистине ужасна... Конечно, это зрелище больше всего затронуло нас, старших. Все пятеро, мы выросли на этих событиях, и им, мне кажется, мы, в известной мере, обязаны нашими призваниями. Мы на деле убедились, как мало может стоить человеческая жизнь; мы узнали, что надо уметь страдать".

В 1917 году война принесла госпоже Лефевр ещё одну разлуку, послужившую косвенным пророчеством судьбы Марселя. Старшему сыну Рене исполнялось 14 лет, и, чтобы избежать обязательных работ на немцев, он сумел, воспользовавшись поездом Красного Креста, попасть в Швейцарию, а оттуда – в Версаль; там, в апреле 1917 года, он встретил своего отца. Рене остался там на два года, чтобы окончить учебу в предсеминарии в Граншам. Он не сразу определился со своим призванием миссионера, которое, впрочем, уже чувствовал в себе; но двери семинарии были радушно открыты перед юным беженцем с оккупированной территории.

Наконец, настало перемирие 11 ноября 1918 года; руины государств обрели мир, а господин Лефевр мог теперь вернуться домой.

2 декабря вся семья отправилась в Лурд, чтобы поблагодарить за это Пресвятую Деву. Затем Лефевры провели месяц в Версале, чтобы побыть немного с Рене. Его преподаватель философии, о. Анри Коллен, подготовил пятилетнего Жозефа к первому причастию и почти каждый день давал уроки Марселю. Отец Коллен был поистине влюблён в Рим и всем сердцем привязан к Французской семинарии в Риме, в которой проучился с 1910 по 1914 годы. Когда он узнал о призвании Рене, он заявил господину Лефевру: "Вашего сына следует отправить в Рим!".

Поскольку сам Рене-младший колебался, отец сказал ему голосом, не допускавшим возражений: "Я решил окончательно: ты едешь в Рим!".

На Пасху 1919 года 16-летний предсеминарист Рене принял сутану. Он провёл лето в родном доме, а 24 октября отбыл в Рим, чтобы проложить дорогу своему брату Марселю.

В колледже Святейшего Сердца. До войны (1912–1924 годы)
Марсель Лефевр оставался в школе урсулинок до 19 ноября 1912 года. В этот пасмурный зимний день он, вслед за своим старшим братом, поступил в колледж Святейшего Сердца.

Колледж Святого Бонавентуры был основан отцами-реколлетами в 1666 году и закрыт в 1790. В 1802 году муниципалитет Туркуана открыл на его месте среднюю школу, которую поручили духовенству епархии Камбре. В 1853 году колледж переехал в здание бывшего завода на улице Лилль, а в 1871 году директор колледжа, отец Леконт, посвятил его Святейшему Сердцу.

Средоточием жизни колледжа была большая часовня, где сотни собравшихся учеников единым взглядом устремлялись к алтарю, на котором совершалась ежедневная утренняя Месса. Здесь же проходили собрания перед началом занятий после каникул и подготовительные реколлекции к Миропомазанию и к торжественному Причастию.

Каждое утро взгляд Марселя был прикован к витражу над главным алтарём, изображавшим Введение во храм Пресвятой Богородицы: маленькая Дева Мария решительно взбирается по ступеням святилища, чтобы полностью отдать Себя Господу. Благородный образ не мог не запечатлеться в его душе.

Марсель поступил в девятый класс под руководством отца Бодье. Здесь он будет учиться вместе с Робером Лепутром, впоследствии ставшим его большим другом. Директором колледжа был отец Ашиль Лелё.

До колледжа было всего пять минут ходьбы. Каждое утро мама или один из двух слуг готовили двух братьев к урокам, начинавшимся в 8 утра. После Мессы или иногда после Святого Причастия в церкви Пресвятой Девы оба мальчика отправлялись в колледж. До 10 часов шли уроки, с 10 до полудня – самостоятельные занятия. Затем следовал обед в школе или дома, если ученик жил не слишком далеко. Занятия возобновлялись в 13.30 тридцатью минутами самостоятельной работы. Затем, до 16 часов, были уроки. После перемены, до 18.30, проводились самостоятельные занятия, всё завершала общая молитва, и в 19 часов все были свободны.

Марселю приходилось терпеть насмешки приятелей старшего брата: "Маленький малышок!".
Марсель сохранял самообладание и никак не реагировал, зная, что если он сделает вид, что ничего не слышал, им это быстрее надоест.

Но когда случилось, что его слабый и не умеющий постоять за себя товарищ, выйдя за стены коллежа, стал жертвой мальчишек, Марсель пришёл ему на помощь, да так, что всем этим хулиганам пришлось, к своему стыду, ретироваться.

В 1913 учебном году Марсель перешёл в пятый класс, под руководством о. Патоора, и достиг хороших результатов, заработав пять высших баллов.

Годы войны: 1914–1918. Призвание Марселя
1914 учебный год застал колледж обезлюдевшим: многие учителя были призваны, чтобы стать военными капелланами, и среди них – лучшие. К сожалению, новый священник оказался человеком неуравновешенным. В классе царила полная неразбериха, и Марсель был возмущён настолько, что маме пришлось обратиться с жалобой к руководству колледжа. "Решительно любая несправедливость, произойди она в детской игре или в жизни колледжа, всегда приводили его в ярость",– заметит по этому поводу его сестра Кристиан.

Марсель перешёл в шестой класс в октябре 1915 года. Он достиг блестящих результатов: двенадцать номинаций на конкурс лауреатов в июле 1916 года! В этом же году он вступил в Конгрегацию Святых Ангелов, благочестивую группу, организованную для учащихся колледжа его возраста. Он произносил акт посвящения Святым Ангелам вместе со своими товарищами Жаком Дюмортье, Кристианом Лёраном и Жоржем Донзом.

1916–17 годы стали временем потрясений: колледж, сначала частично, а затем полностью, за исключением часовни, был занят немецкими солдатами. Уроки проходили, где придётся. Школьники-патриоты, арестованные за вредительство германской армии, были освобождены благодаря вмешательству отца Мориса Леамбра, преподавателя немецкого языка; защитная речь, произнесённая на блестящем немецком, привела в восхищение судей, вынесших, затем, оправдательный приговор.

1917–1918 учебный год стал решающим в духовном, нравственном и умственном становлении личности Марселя. Нужно было проявлять мужество и благочестие, чтобы каждое утро, во время комендантского часа ходить прислуживать на Мессе своему исповеднику, отцу Демаршелье. Однажды он лишь в последний момент ускользнул от немецкого патруля, который только его и ждал, и их намерения были самыми недобрыми. Что было делать? Прислуживать дальше или оставить опасное служение? Духовник дал простой совет: ходить в церковь с другой стороны, по улице Абатуар. Было ли это действительно более безопасное решение? Как знать. Как бы то ни было, каждое утро начиналось для Марселя с поступка, требующего веры и мужества, и Бог не мог не благословить его.

Когда его сестру, матушку Мари-Кристиан, спрашивали, в каком возрасте, по её мнению, она заметила у брата призвание к священничеству, она ответила: "Я думаю, он с ним родился!"

Однажды, когда они вместе делали уроки, каждый на своём конце стола в столовой, она вдруг спросила его: "Что ты собираешься делать, когда вырастешь? Кем ты будешь?"

Но тут же ей стало ясно, что он ничего не собирается говорить, а будет только отшучиваться. Тогда она спросила прямо:
– Может ты хочешь стать священником?
– Бери выше.
– Но не можешь же ты хотеть стать епископом!
– Почему бы и нет: Святой Павел пишет, что желать можно.
– Итак, ты хочешь быть епископом!
– Бери выше.
– Во всяком случае, Папой тебе не быть: сейчас только итальянцы становятся Папами.
– Значит, почти Папой!

Однако его тон был насмешливый, и сестра, обидевшись, замолчала. По чистой случайности он назвал вслух, кем ему предстояло быть, чего он не желал и о чём никогда не думал всерьёз.

Очень много для пробуждения призвания у подростка сделал отец Луи Демаршелье, особенно в восьмом классе (1917–1918 гг.), в котором этот священник был руководителем. Отца Луи обожали все учащиеся, и он создал образцовый класс. О несомненном вкладе Марселя свидетельствуют его успехи: первое место по прилежанию, первое место по греческому языку (новый предмет в программе), второе место по исполнению классической поэзии и десяток высших баллов, в их числе – по изучению религии.

В конце учебного года весь класс составил петицию руководству колледжа с просьбой оставить отца Демаршелье их классным руководителем и на следующий год; просьба детей была удовлетворена. Одновременно он был духовником большинства своих учеников и оказался для них избранным орудием благодати Божьей: только двое из десяти-двенадцати выпускников двух классов отца Демаршелье вступили в брак, а остальные стали членами различных монашеских конгрегаций.

В октябре 1918 года, за несколько недель до перемирия в Компьени, в Туркуан пришла долгожданная радость освобождения. А колледж, наконец, вернулся в родные стены.

Марсель учился теперь уже в девятом классе под руководством любимого отца Демаршелье. Это был его лучший учебный год: на конкурсе лауреатов 1919 года он получил четырнадцать призов в разных номинациях, из них три первых – за прилежание, перевод на греческий и перевод на латынь,– и один второй – по математике.

Он вступил в школьную Конгрегацию Пресвятой Девы. Подробные отчёты заседаний конгрегации показывают его неподдельное стремление к изучению католической веры и единению с Пресвятой Девой. Об этом свидетельствуют, например, его разъяснения смысла праздников в честь Пресвятой Богородицы.

Усердие Марселя в Конгрегации Пресвятой Девы сделало его ассистентом в 1918–1919 гг., советником с 1920 года и префектом в 1922–1923 годах.. Также он стал членом Евхаристического Крестового Похода. Получив "крест" – значок участника – в 1920 году, он с гордостью носил его. Девиз Похода был требователен: "молись, причащайся, приноси себя в жертву, будь апостолом", и Марсель выполнял всё это с полной отдачей и в школе и дома.

Становление. 1920–1923 годы. Ученик отца Белля
После скромного окончания десятого класса Марсель Лефевр стал "риториком", т.е. перешёл в первый, предвыпускной класс гуманитарного направления; руководил классом отец Белль.

На групповом фото класса, сделанном Туртом и Петитеном, сидит юноша в школьной форме со скрещенными руками, бледным спокойным лицом, глубоким и немного хитроватым взглядом. Ничто не выдаёт трудностей в учёбе, с которыми столкнулся Марсель, и которые привели к посредственным итогам учебного года.

У преподавателя риторики, отца Мориса Белля, класс не знает покоя, всё постоянно пребывает в движении. "Он размышляет, волнуется, он овладевает настроением слушателей, заставляя их размышлять и волноваться вместе с ним". Тонкий психолог, он написал одному, слишком романтичному школьнику: "Вам следует быть к себе более суровым, приобрести простые привычки и любовь к деятельному труду".

Разумеется, этим учеником был не Марсель Лефевр, который, будучи членом нескольких конгрегаций, не мог пожаловаться не нехватку деятельного труда. Каково же объяснение внезапно возникших трудностей с учёбой? Кризис переходного возраста исключается, принимая во внимание, с каким усердием Марсель участвовал в делах ассоциаций и был в постоянной готовности служить. В год своего пятнадцатилетия Марсель страдал от болезни быстрого роста и от перегрузок на позвоночник. Очень сильные страдания испытывал он из-за болезни матери, у которой обнаружили костный туберкулёз. С апреля 1920 по май 1921 года она должна была постоянно лежать прямо, находясь в гипсовом корсете. Она не могла спать, её тело было покрыто пролежнями. Её жизнь напоминала страдания Иисуса на кресте, но лицо было лучезарным, и душа жила в союзе с Богом. Для Марселя она стала подлинным примером христианского страдания. Постоянные заботы о маме не давали ему заниматься собственными делами. 1 июля он сдавал первую часть своих выпускных работ, но провалился. Ему пришлось остаться на второй год в одиннадцатом классе. Второй класс (1921–22 годы) дал утешительные результаты, п

Вернутся к оглавлению