Святейший Отец, Папа Франциск опубликовал по случаю окончания года веры Апостольское Обращение Evangelii gaudium, посвященное проповеди Благой Вести в современном мире. Оно содержит 288 пунктов и требует от богослова и читателя предпринять серьезные усилия, ели он хочет изучить данный документ сколько-нибудь серьёзно. Здесь тоже немного, об этом можно сказать гораздо больше. В нижеследующих строках мы хотели бы только выразить первый и, безусловно, неполный взгляд на него.

I

1. Поводом для написания данного документа послужил ответ Синоду Епископов, состоявшемуся в прошлом году в Риме с 7 по 28 октября, на тему новой евангелизации.

«Я охотно принял приглашение Отцов Синода написать это Увещание» (n. 16). В тоже время это послание было представлено как основополагающий манифест понтификата. Эти два обстоятельства в сочетании со словоохотливым характером Папы привели к тому, что данный документ не является ясно структурированным, он лишен точности, краткости и ясности. Один большой абзац, к примеру, посвящен экономической ситуации в современном мире,  несколько далее в документе упомянута важность проповеди, неожиданно приведены даже детали подготовки к проповеди. В ряде мест децентрализация Церкви представлена как тема, но также обширно рассматриваются вопросы экуменизма и межрелигиозного диалога. Документ представляется даже содержащим противоречия. С одной стороны, в нем подчеркивается, что он не является социальной энцикликой, но затем он говорит об экономическом состоянии современного мира столько, что это созвучно социальным энцикликам прежних Пап.

2. Папа говорит о Церкви так, будто бы до сих пор в Церкви сделано немного для проповедования Евангелия или же сделано неполным образом. Он сетует на легковесный, летаргический и изоляционисткий подход. Эти постоянные упреки приводят в замешательство. Кому-то может показаться, что до сих пор было мало сделано для передачи Веры и Евангелия. Эти комментарии всё время сопровождаются отсылками на его собственную персону. Личное местоимение «я» употреблено не менее 184 раз, а мы тут не считаем употребления слов «мой», «мне» и «для меня». Приходят в голову слова Божии из Апокалипсиса:  “Ecce nova facio omnia”; "Се, творю всё новое" (Откр. 21, 5).

3. Нет никакого разумного сомнения, что документ содержит целый ряд положительных аспектов и соображений, которые мы не можем обойти молчанием. Обратимся к некоторым из них в том порядке, в каком мы находим их в тексте. В n. 7 сказано, что нашему «технологическому обществу удалось умножить оказии к удовольствию, но видимо ему очень трудно породить радость» [Павел VI, Апостольское Обращение "Gaudete in Domino", n. 8]. Как же верна эта оценка ситуации! В n. 22 сказано: «Слово Божье содержит в себе непредсказуемый потенциал. Евангелие говорит о семени, которое, будучи посеянным, растет само по себе, даже если сеятель спит (см. Мф. 4, 26–29)». И впрямь, действие Божьей благодати превышает все человеческие расчеты. В n. 25 Папа делает вывод, что «не нужно чисто-административного подхода». Епископы и священники примут ли это близко к сердцу, и отвернутся ли, наконец, от комиссий, комитетов, форумов и огромной бюрократии и станут ли настоящими богословами и пастырями? Очень хорошее рассуждение дается нам в n. 37 с длинной цитатой из «Суммы теологии» святого Фомы Аквинского. Мы не можем не процитировать этот пункт полностью: «Святой Фома Аквинский учил, что нравственное учение Церкви имеет свою "иерархию" добродетелей и действий, которые проистекают из них (св. Фома Аквинский, "Summa theologiсa", Ia–IIae, q. 66, a. 4–6). Что может считаться важнее, чем "вера, действующая любовью"? (Гал. 5, 6). Дела любви, совершённые ради ближнего, являются наиболее совершенным внешним проявлением внутренней благодати Духа: "В основе Нового Закона находится благодать Святого Духа, которая проявляется в вере, действующей любовью" (св. Фома Аквинский, "Summa theologiсa", Ia–IIae, q. 108, a. 1). Св. Фома, таким образом, объясняет, что, настолько, насколько рассматриваются внешние действия,  милосердие представляет собою величайшую из добродетелей: "Само по себе милосердие является величайшей из добродетелей, ибо его свойством является давать другим. Более того, оно удовлетворяет потребности других, а сие присуще высшей добродетели. Милосердию подобает наличествовать у Бога, через него всемогущество Его проявляется в наибольшей степени" (св. Фома Аквинский, "Summa theologiсa", IIa–IIae, q. 30, a. 4 ad 1)». В n. 42 говорится, что проповедь Евангелия должна охватить сердца людей более всего остального: «Мы должны помнить, что всё религиозное обучение, в конечном счете, должно быть отражено в позиции благовестника, которая пробуждает согласие сердца посредством его близости, любви и свидетельства».

Nn. 52–76 трактуют о социальных аспектах и тщательно подчеркивают ряд пунктов. Неограниченный капитализм, который производит «материалистическое, потребительское и индивидуалистическое общество» (n. 63), пригвожден к позорному столбу. «Индивидуализм нашей постмодернистской эпохи глобализации поощряет образ жизни, который ослабляет развитие и стабильность личных отношений и ослабляет семейные узы» (n. 67). После этого Папа приходит в n. 69 к выводу, что «это крайне важно, евангелизировать культуру, чтобы инкультурировать Евангелие». То, что он, кажется, имеет в виду, это то, что Евангелие должно быть укоренено в обществе и в жизни народов. Но почему же он не говорит здесь о католическом Государстве и христианском Обществе, как это делали его предшественники до II Ватиканского Собора? Они всегда видели в них плод католической веры и, в то же время, покров и защиту Веры. Пожалуй, мы могли бы ожидать, со всеми этими оправданными жалобами на современную экономическую ситуацию, ссылки на «Quadragesimo anno» Папы Пия XI, с тем, чтобы вернуться к справедливым экономическим началам. В n. 66 говорится о семье, но нет никакого упоминания о том, что брак представляет собой нерасторжимый союз между мужчиной и женщиной, что особенно актуально в период, когда явилась мода сожительствовать в конкубинате. Рассмотрение просьбы разведенных «второбрачных» лиц о допущении к Причащению было бы хорошим поводом для такого напоминания. Кроме того, можно было бы ожидать большего внимания, которое следовало бы уделить христианской семье в папском документе, так как это в семье происходит начальная передача веры от одного поколения к другому.

Мы находим поразительное описание духовной жизни в пособорные времена в nn. 78 и 79: «Сегодня мы наблюдаем во многих пастырских сотрудников, в том числе посвященных [Богу] мужчин и женщин, слишком сильно сосредоточенных на своей свободе и  отдыхе, что приводит к тому, что они видят свою работу в качестве простого придатка к их жизни, как если бы это не было частью самой их идентичности…». «Порой наша культура, СМИ и некоторые интеллектуальные круги транслируют заметный скептицизм в отношении послания Церкви, наряду с определенным цинизмом. Как следствие, у многих пастырских сотрудников, хотя они и молятся, вырабатывается своего рода комплекс неполноценности, который побуждает их релятивизировать или скрывать свою христианскую идентичность или убеждения…». Если бы только все служители Церкви взялись за оружие Духа и уверовали в эффективность и плодотворность всех средств, которые Иисус Христос дал Своей Церкви: молитвы, полной проповеди веры, таинств, служения священного жертвоприношения Мессы, почитания Иисуса Христа в Святых Дарах! Вместо этого, как нам рассказали в n. 85, они предаются пораженчеству, которое превращает в «ворчливых и разочарованных пессимистов, "повесивших нос". Никто не может идти в бой, если он заранее не убежден полностью в своей победе. Если мы начнем без уверенности, мы уже проиграли полбитвы, и мы зарываем в землю наши таланты. В то время как мы болезненно осознаём собственные слабости, мы должны шагать вперед, не сдаваясь, имея в виду то, что сказал Господь св. ап. Павлу: "Довольно для тебя благодати Моей, ибо сила Моя совершается в немощи" (II Кор. 12, 9). Христианский триумф это всегда крест, но крест, который является в то же время знаменем победы, носимым с надлежащей чуткостью, против нападений зла». Кроме того, особое значение имеет n. 104, который утверждает, что «к священству допускаются только мужчины в ознаменование Христа-Супруга, Который отдает Себя в Евхаристии, это не является вопросом, открытым для дискуссии».

N. 112 подчеркивает то, что благодать – дар, а также дело – Искупления. «Спасение, которое Бог предлагает нам, это дело Его милосердия. Никакие человеческие усилия, какими бы хорошими они ни были, не могут дать нам возможности заслужить столь великий дар. Бог только по благодати привлекает нас к Себе, чтобы соединить нас с Ним». N. 113 указывает, что спасение это не просто индивидуальное дело: «Никто не спасен самим собой индивидуально, или своими силами». Человек может спасти себя в Церкви и через Церковь, или он не спасет себя вообще. В n. 134 мы читаем о важности университетов и католических школ для передачи Евангелия. Как жаль, что этой важной деятельности не отведено больше места.

В n. 214 убийство нерожденных детей в чреве матери ясно отвергается. К сожалению, Папа не ссылается как на первоочередное основание на преступление, совершаемое против Бога, естественного порядка и Божией заповеди, но только на достоинство человеческой личности.

В n. 235 приведены здравые принципы против индивидуализма: «Целое больше части, но оно также и больше суммы своих частей». Весь раздел подытожен в заголовке «Целое больше части». По всей вероятности, разъяснение термина bonum commune [общее благо] принесло бы много пользы. Увы, сие упущено!

Очень хорошее описание окончательной мотивации, оставляющей позади себя миссионерский дух, его мышление и его апостольскую деятельность, дано в n. 267. «В единении с Иисусом мы ищем того, что Он ищет, и любим то, что Он любит. Наконец, то, что мы ищем это – слава Отца; мы живем и действуем "в похвалу славы благодати Его" (Еф. 1, 6). Если мы хотим посвятить себя этому полностью и стойко, мы должны жить, оставив позади себя всякую иную мотивацию. Это наша определяющая, глубочайшая и величайшая мотивация, окончательное основание и смысл, оставляющее позади себя всё, что мы делаем: слава Отца, которую Иисус искал во всей Своей земной жизни».

II

"Bonum ex integra causa, malum ex quocumque defectu" [Благое от целостной причины, дурное от какого-либо дефекта], – гласит старинная пословица. Дело благое, если оно благое во всех отношениях, и дурное, если оно дурное в каком-либо отношении. Приятные и позитивные аспекты папского послания не могут ввести нас в заблуждение относительно того, что касается его строгой воли следовать Второму Ватиканскому Собору, следуя не только букве, но и духу. Триада «Религиозная свобода – Коллегиальность – Экуменизм», которая соответствует, как заметил архиеп. Лефевр, лозунгам французской революции «Свобода – Равенство – Братство» выражена в проблематичной манере.

1. Прежде всего, верующим, приверженным Традиции, делают строгий выговор и даже обвиняют их в неопелагианстве в nn. 94 и 95: «Эта мнимая здравость учения и дисциплины ведет к нарциссической и  авторитарной элитарности, когда вместо того, чтобы евангелизировать, анализируют и классифицируют других людей, и вместо того, чтобы открыть дверь благодати, некто тратит свою энергию на то, чтобы проверять и удостоверяться…». «Ни в одном из этих случаев [ни в случае гностицизма, упомянутого Папой, ни в случае упомянутого здесь неопелагианства], никто не сосредоточен на Иисусе и других людях. В некоторых людях мы видим показную озабоченность, относящуюся к богослужению, вероучению и престижу Церкви, но безо всякого сосредоточения на том, чтобы Евангелие имело реальное влияние на Народ Божий, и на конкретных нуждах исторического момента». Откуда Папа это взял?! Не являет ли динамизм верующих, укорененных в католической вере, прямо противоположного? Чтобы не говорить о нашем собственном Братстве, укажем на Францисканцев Пренепорочной, процветающую и молодую миссионерскую конгрегацию, которая теперь – из-за грубого вмешательства Ватикана – претерпела серьезный ущерб, если еще не уничтожена. Документ продолжает: «Таким образом, церковная жизнь превращается в музейный экспонат или достояние немногих избранных».

Католические школы, как крайне важное орудие рехристианизации, только упомянуты в одном предложении, как мы ранее заметили. Эти решающие пункты особо важны в передаче Благой Вести. В нашем Братстве мы испытываем величайшее удовольствие, видя каждый год, как католические школы открывают свои двери.

2. Более того, в документе утрачено конкретное чувство реальности, и он даже склоняется к мысли, что истина сама собой победит заблуждение. В попытке обосновать такое представление, в n. 225 делается ссылка на притчу о плевелах среди пшеницы: «Притча о плевелах среди пшеницы (см. Мф. 13, 24–30), иллюстрирует важный аспект евангелизации: враг может вторгнутся в Царствие и навредить, посеяв плевелы, но в результате он будет побежден доброй пшеницей». Это толкование представляет собою извращение Евангелия и, несомненно, фальсификацию значения притчи.

Эта же утрата реализма также усматривается в n. 44, когда священники увещаются не превращать исповедальню в «камеру пыток». Даже если бы подобные злоупотребления имели бы в прошлом место в Церкви там и сям, где бы сие имело место сегодня? Не было бы лучше добавить целую главу об исповеди как об избавлении от греха и вины, примирении с Богом и кульминационном аспекте новой евангелизации и внутреннего обновления душ?

Эта наивность, которая, прежде всего, представляет собой отсутствие отдачи себе отчета в наличии первородного греха или, по крайней мере, его последствий в душах и обществе, также проявляется в n. 84, где цитируется исполненная иллюзий речь Папы Иоанна XXIII на открытии Второго Ватиканского Собора: «Мы чувствуем, что мы должны не согласиться с пророками несчастья, которые вечно предсказывают катастрофу, словно конец света уже близок. В этой современной эпохе они не видят ничего, кроме проблем и разрушения». К сожалению, пособорные времена доказали правоту «пророков несчастья».

3. А вот в этом положении из n. 129 сделан очень странный намек на это: «Мы не должны думать, будто Евангельская весть должна всегда сообщаться в виде фиксированных формул, заучиваемых наизусть, или специфическими словами, выражающими абсолютно неизменное содержание». Это заявление напоминает нам роковую манеру разглагольствования об эволюции догматов, как ее придерживались модернисты, и каковой ее осудил папа св. Пий Х в своей Антимодернисткой присяге. Эта эволюционистская позиция проявлена и по отношению к Церкви и ее структурам. Глава первая, начинающаяся с n. 19, озаглавлена: «Церковь – миссионерская трансформация».  А в n. 26 Второй Ватиканский Собор призывается как основной свидетель постоянной  открытости реформе: «Есть такие церковные структуры, которые препятствуют усилиям по евангелизации».

4. N. 255 упоминает религиозную свободу как фундаментальное право человека. Папа цитирует своего предшественника Бенедикта XVI, приводя следующие слова: «Это включает право избирать себе религию, которую человек считает для себя истинной и проявлять свои верования публично». Эта декларация прямо противоположна  n. 15 Силлябуса Пия IX, где осуждено утверждение, что «всякий человек свободен избирать и исповедовать религию, которую он, ведомый светом разума, посчитает истинной».  Вторая часть этого текста противоречит учениям Пап от времен французской революции вплоть до Пия XII включительно. Затем Папа говорит о «здравом плюрализме». Как мы можем примирить этот плюрализм со знанием, что Второе Лицо Пресвятой Троицы пришло в мир сей, дабы спасти его, с истиной, что Иисус Христос – Источник всяческих благодатей, что в Нем одном – спасение?  Документ также осуждает прозелитизм. В наше время это выражение стало двусмысленным. Прозелитизм, несомненно, должен быть отвергнут, если употребляются нечестные средства. Когда же мы называем этим словом привлечение к истинной религии, большинство из наших современников рассматривает всякую миссионерскую активность, всякую разновидность привлечения и всякого рода аргументацию в защиту истинной религии как прозелитизм в худшем смысле слова.

5. Не увидим ли мы, как коллегиальность, столь развиваемая дальше Папой Франциском, покажет, что она будет величайшей катастрофой для будущего Церкви? Тут было бы полезно прочитать весь текст n. 32: «Поскольку я призван воплощать в жизнь то, что требую от других, то я должен подумать и об обращении папства». Затем он цитирует Иоанна Павла II, его энциклику Ut unum sint, где тот просит помочь «в поисках "такой формы осуществеления первенства, которая без отречения от того, что есть существенного в его миссии, было бы, тем не менее, открыто новой ситуации". Мы мало продвинулись в этом направлении». Папа, как мы легко можем увидеть, решился идти в этом направлении дальше. Каково же в точности его видение?! Он ясно говорит: «Пока это желание [довести концепцию коллегиальности до полного исполнения] еще не было полностью реализовано, поскольку юридический статус Епископских Конференций, которые могли бы рассматриваться как субъекты со специфическими атрибутами, включая присущий им доктринальный авторитет, еще не был достаточно разработан». По нашему скромному мнению, Епископская Конференция никогда не может быть субъектом доктринального авторитета, поскольку она не Божественного установления, но всего лишь человеческое изобретение, причём нередко на организационном уровне вязнет в болоте. Все епископы мира, купно с Папой, также являются субъектом ординарного доктринального авторитета, но, конечно же, не Епископская Конференция. Если этот фатальный шаг будет предпринят, то Церковь могла бы очень быстро распасться на национальные церкви.

В n. 16 мы читаем: «И я не верю, что от Папского Учительства следовало бы ждать окончательного или исчерпывающего слова обо всяком вопросе, касающемся Церкви или мира». Конечно же, Церковь не может занимать позицию по всякому вопросу в отдельности, но в прошлом Папы всегда учили принципам, которые ведут по жизни в свете веры, как для индивидуумов, так и для общества как такового. Это то, что мы ожидаем и должны ожидать от Папского Учительства сегодня. Христос установил Петра, чтобы пасти стадо (см. Ин. 21, 15–17).

6. Давайте, наконец, поговорим об экуменизме и интеррелигиозном диалоге. N. 246 упоминает принцип «иерархии истин». Это в высшей степени двусмысленное выражение уже было употреблено Вторым Ватиканским Собором в n. 11 Декрета об экуменизме, "Unitatis redintegratio".  По мере развития событий проявлялась такая тенденция: каждая католическая истина, которая могла бы быть камнем преткновения для наших «отделенных братьев», устранялась и упразднялась. В 1982 г. Конгрегация Вероучения вмешалась и разъяснила, что иерархия истин не значит, что одна истина была бы менее важной, чем другая, но что некоторые истины дают становление другим истинам. Мы очень благодарны за это разъяснение. Католическая вера как богословская добродетель принимает всё, содержащееся в Откровении, на основании авторитета Бога, Который открыл это.

Наконец, это разъяснение могло бы послужить примером, как в будущем поступать с двусмысленностями Второго Ватиканского Собора, за исключением тех пунктов, где в соборных текстах сказано явно неверно.

7. В конце n. 246 мы, католики, приглашаемся учиться у православных значению епископской коллегиальности и их синодальному опыту! [Особенно жутко сие звучит для русского читателя, знающего, каким издевательством над религией было упразднение патриаршества Петром I и синодальный период (1721–1917 гг.) в жизни русского православия!!! – Пер.] Мы читаем в n. 247, что Завет между еврейским народом и Богом никогда не был упразднен. Но разве этот завет не был установлен Богом как приготовление ко Второму Пришествию Иисуса Христа как Спасителя человечества, всех человеков? Разве не был он прообразом, который должен уступить место действительности, umbram fugat veritas [истина вынуждает тень бежать]? Не заменил ли Новый Завет, утвержденный при жертве Христа на Голгофе, Ветхого? Не разорвалась ли завеса храма надвое, сверху донизу, в свете случившегося на Голгофе? (см. Мф. 27, 51). Если же, в соответствие с 11 главой послания св. ап. Павла к Римлянам, великое множество иудеев, или даже все, будут обращены, то это может быть только через признание Иисуса Христа единственным Спасителем и вхождения в Церковь, составленную из обращенных язычников и иудеев. Нет отдельного пути спасения для евреев вне Иисуса Христа. Во всяком случае, Церковь уже освоила иудейские ценности много времени назад. Давайте особо подумаем о псалмах и книгах Ветхого Завета. По отношению к современному иудаизму не может стоять и вопроса о «богатой дополнительности». Nn. 250–253 посвящены исламу. Мы читаем, что «межрелигиозный диалог необходим для мира во всём мире» (n. 250). В n. 252 сказано, в подражание Второму Ватиканскому Собру, "Lumen gentium", n. 16, что мусульмане «считают себя исповедующими веру Авраама и с нами поклоняются Богу единому, милосердному». Не отвергают ли мусульмане, в частности, тайну Пресвятой Троицы и не обвиняют ли нас, за этот догмат, в многобожии? Они то же чтут Иисуса и Марию, говорит Папа словами "Nostra aetate", n. 3. Но покланяются ли они на самом деле Иисусу Христу как Сыну Бога, единому с Ним в Божественной Сущности? Всё сие видится Папе едва ли не избыточным.

В следующем абзаце Папа делает конкретный вывод: «Мы, христиане, должны относиться с уважением и дружелюбием к мусульманским иммигрантам, приезжающим в наши страны, с таким же, какого мы хотели бы быть принятыми и уважаемыми в странах с мусульманской традицией». Этот пункт завершается соблазнительным ложным утверждением: «Перед лицом прискорбных эпизодов склонного к насилию фундаментализма, наше уважение к истинным последователям ислама должно привести нас к избеганию враждебных обобщений, ибо аутентичный ислам и правильное чтение Корана противостоят любым формам насилия». Читал ли Святейший Отец когда-либо Коран?

N. 254 трактует о нехристианах вообще и говорит, что их знаки и обряды «могут быть каналами, которые создает Святой Дух, чтобы избавить нехристиан от атеистического имманентизма или же от чисто индивидуального религиозного опыта». Не значит ли сие, что Дух Святый действует в нехристианских религиях, что все они – средства спасения? В самом деле, вера во единого Бога в исламе абстрактно (in abstracto) выше многобожия язычников, но педагогически и психологически легче обратить язычника, чем мусульманина, ибо жизнь последнего интегрирована в целостную религиозную систему, выход из которой может быть опасен для жизни. Нехристианские религии ни коем случае не являются нейтральными способами богопочитания, но нередко пронизаны демоническими элементами. Это затрудняет их последователям принять благодать Христову, креститься и спасти души свои.

На протяжении последних пятидесяти лет ничто не было столь вредным для хранения и передачи веры, как этот надвигающийся экуменизм, который представляет собой ни что иное, как религиозную «диктатуру релятивизма» (кардинал Й. Ратцингер). Это зло изменило способ, которым Церковь видит саму себя. Она более не осознаёт себя как Мистическое Тело Христово, единственная Невеста закланного Агнца, единственный путь спасения. Это именно экуменизм превратил миссионерскую Церковь в некую экуменическую общину по диалогу почти со всеми. На этом экуменическом фоне выглядит трагикомичным призывать Церковь радоваться Евангелию и пытаться превратить ее в миссионерскую Церковь. Каким образом Церковь будет думать и действовать по-миссионерски, если она более не верует в свою идентичность и миссию?

Заключение

Папский документ Evangelii gaudium [радость Евангелия] может содержать, словно разбросанные семена, некоторые положительные аспекты. В целом же, этот документ есть ничто иное как развитие Второго Ватиканского Собора в его самых неприемлемых положениях. Мы не можем найти в нем «новых путей для Церкви в грядущие годы» (n. 1), но следующий фатальный шаг к падению Церкви, разложению ее вероучения, обрушению ее структуры, и даже к угасанию ее миссионерского духа, который иронично призывается снова и снова. Таким образом, Evangelii gaudium [радость Евангелия] становится Dolor Fidelium [скорбь верных], источником скорби и боли для верных.

Католики, приверженные Преданию Церкви, хорошо делают, что придерживаются девиза св. Пия Х: «Instaurare omnia in Christo» – «Всё восстановить во Христе» (Еф. 1, 10 Vulg.). Это единственный путь для «новых путей для Церкви в грядущие годы».

Да прибегнем мы в ежедневном Розарии к Той, Кто одна сокрушила все ереси по всему миру.

Вернуться к списку